Сергей ШаргуновВсе материалыНа Ria.ru новый проект — «Творцы на карантине». В нем ведущие современные авторы из России и других государств включаются в общую борьбу с коронавирусом. Литераторам, поэтам, публицистам предложили написать тексты, которые помогли бы вдохновить и поддержать, рассмешить и объединить читателей разных стран. Сегодня это рассказ Сергея Шаргунова «Зеленая крыша» — о том, как даже во время карантина и самоизоляции можно влюбиться.Антон проснулся в размытой сумрачной комнате. Этот сумрак имел оттенок безвременья.Я проснулся в четыре,
И уже не спалось.
Я ходил по квартире,Словно раненый лось.Такие слова сами сложились в его голове, хотя он не был поэтом и не ходил, а ворочался в полубреду недосыпа, прикрыв лицо краем одеяла и мечтая еще поспать.Антону несколько прошлых раз даже казалось, что у него температура — горячим и вялым он пробуждался. Но градусник пищал нормальными цифрами. Просто последние сутки отвратительно рано будило сердцебиение. Может, потому, что стало необычно тише и это истончало его сон, который взрывал и развеивал буйный стрекот голубиных крыльев?
Он вздрагивал и распахивал глаза, как нервное животное. И мучился уже без сна.Бродить он начинал позднее, когда светило солнце, но и правда чувствуя себя мрачным сохатым…Он почти все время был голым или полуголым, стал мясистее, и рыжеватая длинная щетина торчала из округлившегося лица. Бродя, он словно бы со стороны видел свои лопатки и чуть сгорбленную мягкую спину… Яичница, сосиски, кофе, пиво, соцсети, сериалы, музыка… И блуждания…»Это кара-кара-кара-карантин»…
Он вышагивал туда-сюда, будто что-то обдумывая, а чаще — в такт какой-нибудь простой фразе, которая помогала убивать время.»Выхожу один я на балкон…» — каждый раз думал, ступая на узкий балкон, нависавший над окрестностями.Он не курил, однако посещал воздух с нетерпеливым постоянством заядлого курильщика. Там, постояв и что-то покараулив несколько минут, поозирав вселенную и так и не поставив точку с запятой в виде окурка, возвращался в свои две комнаты.Он уже неделю не покидал квартиру.
Он давно желал побыть в одиночестве, притормозить бешеный гон командировок и вставать не по будильнику. Сначала он обрадовался и даже вернулся к дневнику, где наметил планы, а на следующий день принялся им чистосердечно следовать: гимнастика с гантелями, уборка холодильника и шкафов — избавился от просрочки и десятка холостых и дырявых носков, взялся за роман «Щегол», который когда-то не дочитал.Но время волшебно и хищно, незаметно и очень быстро справилось с его порывом. И началось лежание в ванной и на кровати, опутывание себя клейкими лентами фейсбука и телеграма, когда беззвучно бормочешь: а вдруг пропущу… ну вот, еще один текстик… еще одна новость из мира вируса… и все, выйду… Рука тянется выключить Сеть и слабеет, а потом — новая глубокая ночь и новый, какой-то необязательный и, наверное, потому такой короткий сон.А если не лежать — значит, блуждать, неприкаянным и диким. От широкой кровати в спальне до белой стены в смежной комнате.Проснувшись в четыре, он около семи вышел на балкон, накинув бежевый измятый халат без пояса (на балкон выходил в халате).
Посмотрел вправо и влево, вдыхая прохладу. Длинные тоскливые затяжки зрения…Скалы старых питерских зданий, расщелины пустых улочек…Он уже собрался обратно, потому что время, отведенное на невидимую сигарету, кончилось, но неожиданно заметил что-то, из-за чего задержался и даже нагнулся через перила, чтобы лучше видеть.На зеленой плоской крыше дома напротив, расположенного под балконом, гуляла девушка в белой майке с белой комнатной собачкой на поводке.
Было уже достаточно светло, пока не солнечно, но сизо-серо, да и расстояние позволяло хорошо различить их, девушку и собачку. Именно собачку, декоративную мелюзгу. И даже понять, что это именно девушка, молодая особа, быть может, подросток, долговязая, а волосы у нее темные и до плеч. Красные шары наушников.Собачка обнюхала пепельную елочку в круглой кадке и вскинула заднюю лапку привычным жестом.Девушка закружилась, не выпуская поводок из руки, ловко управляясь с собачкой, которая теперь бегала вокруг и тоже танцевала как могла.Они достигли угла крыши, откуда взметнулись голуби, наполнив светлеющее небо тугими овациями.
— Ау! — позвал Антон, потом решительнее: Ау-у! — потом еще громче, одновременно сообразив, что девушка не слышит из-за наушников.Выручила собачка, которая задрала мордочку и недобро залаяла. Она облаивала Антона и его балкон, но девушка кружила, ничего не замечая, возможно, зажмурившись.Заметив, что собачка утрачивает к нему интерес и снова приплясывает вокруг танцующей, Антон засвистел. Он свистел призывно, по-хозяйски. Собачка заново обратила на него мордочку, вознося неприязненное тявканье.Зачем он это делал, свистел рано утром с балкона над карантинным Питером?
Да просто так, чтобы чем-то себя занять посреди одиночества, пределы которого неизвестны.Девушка вдруг посмотрела на него и помахала рукой. Как давнему знакомому. Тут он заметил, что она в черных перчатках. Помахал тоже. Она спустила наушники ожерельем на шею и что-то крикнула. Расстояние и ветерок смазали слова.— Привет! Как дела? — крикнул он первое попавшееся, но, судя по всему, даже это она не поняла.Выживали простые звуки — свист, лай, сам крик, но слова, нет, гибли на лету.
— Погоди! — крикнул Антон, ласково грозя указательным пальцем, бросился в свою нору, ушиб щиколотку о кровать, схватил молескин с вложенным карандашом и выскочил на балкон.Девушка петляла с собачкой между стальных труб.Он чуть было не написал: «Как тебя зовут?», но черканул свой номер, добавив «Антон», и вырвал листы из середины блокнота. Умело, в два счета смастерил самолетик и запустил, целясь в зеленую крышу.Они смотрели, как самолетик, качаясь и кувыркаясь, опускается — он, она, собачка…
Самолетик несло левее и ниже, на карниз к насторожившимся голубям, но в последний момент отвело и утащило куда-то в сторону мутного солнца и золотящегося креста.Антон, ободряемый тем, что ветер стих, опять написал «Антон» и номер телефона, вырвал новый бумажный разворот, сложил новый самолетик и метнул в зеленую крышу.Этот полет был резок и точен.Самолетик вонзился в кадку с елочкой, облюбованную собачкой. Девушка подошла, взяла его осторожно и, улыбаясь, потрясла в вытянутой руке, как будто сейчас запустит обратно.Они скрылись за широкой блестящей трубой, где, очевидно, был ход на чердак. Антон шагнул в комнату и едва открыл фейсбук, как она уже написала. В ватсапе.В первый же вечер общения они созвонились и увидели друг друга. Он даже побрился. У нее под черной челкой было вытянутое бледное лицо — или так падал свет? О чем они болтали? Музыка, кино… В основном болтали про вирус. Она выпытывала: когда все кончится? Жаловалась на соседей: ругаются на нее и собачку, тявкающую во дворе, и поэтому она поднимает Тима на крышу… Тим ревниво и мелко лаял, все время фоном ее приветливого, но потерянного голоса.На следующее утро Антон встал, как на работу, по будильнику и они устроили игру, придуманную ею: «двойные гляделки» — он на балконе, она на крыше, окунув глаза в айфоны, как будто лицо к лицу, и все это под тявканье Тима, который опасно подбегал к краю, натягивая поводок.Так начиналась эта история. Потом они часто спрашивали друг друга: случилась бы та встреча, если бы не их заточение?Эта история, словно случайно и наспех сложенная бумажная птичка, летит поверх города, сквозь солнце, ночь и промежуточный сумрак, побеждая множество одиночеств, минуя карандашный контур карантина, куда-то в теплую сторону — весны и лета.Одно различимо: однажды они выйдут вместе на крышу.Различимо и другое: они окажутся втроем на узком балконе: он, она, собачка. Над зеленой крышей, по которой бродят голуби.
31 марта, 08:00Творцы на карантинеСемейство вирусов