Ирина Винер видела в ней наследницу и главного управленца российской художественной гимнастикой, но она неожиданно покинула пост вице-президента федерации. Печальное решение, бедное детство, страшная болезнь матери, как Винер вытаскивала ее из болота — куча историй Ольги Капрановой в откровенном интервью Спорт.
«Не сделаешь — не поешь»
– Вы в гимнастике уже 30 лет в самых разных статусах. Удивляетесь тому, насколько сильно она изменилась?
– Художественная гимнастика стала мегапопулярной – появились залы, ковры, все необходимое. 30 лет назад мы начинали заниматься в страшное время. Ничего не было: денег, еды, понятия о том, как должно быть. Единственная причина, по которой меня и сестру Катю отдали в спорт – это было бесплатно. Платную секцию никто бы, конечно, не потянул.
Сейчас условия у детей прекрасные. Мы на тренировках пытаемся охватить все стороны воспитания – моральную, физическую, психологическую. Раньше о таком в принципе не думали. Тренировались мы на голом полу. Есть пол – делай себе кувырки, шпагаты.
– Не стало ли детям сложнее искать мотивацию, если у них все есть? Как делать из них чемпионов?
– Очень важный вопрос. Поколение зумеров выросло, растет поколение альфа. У них концентрация по восемь секунд, им ничего не надо. Наши дети не испытывают никакой нужды, родитель с почти любым доходом может обеспечить ребенка всем необходимым. Безусловно, глобально это счастье, но дети становятся немного тепличными.
Моя дочь (ей пять лет) пытается заниматься. Но у нее нет того, что было у нас: не сделаешь – элементарно не поешь. Как их мотивировать, я пока не знаю. Но и бороться с этим не стоит тоже, наверное. Быть белой вороной в черной стае не надо. Нам надо понять, что они другие; не менять их, а приспособиться к ним.
– Сейчас бы вашей маме так уже не ответили, что все будет бесплатно, – гимнастика стала недешевым видом спорта.
– Бесплатные занятия по-прежнему есть – в школах олимпийского резерва, в ДЮСШ. Все государственные школы учат бесплатно. Естественно, отбор туда идет на конкурсной основе, а желающих намного больше, чем бюджетных мест. Есть такой момент, что в спортшколы зачисляют только с шести лет, а гимнастикой начинают заниматься уже года в четыре, так что без предварительной подготовки и тренировок пройти конкурс не получится. Но в целом возможность тренироваться бесплатно существует.
– Насколько клубная система в гимнастике конкурентна по сравнению с государственными школами?
– Я занимаюсь клубами уже 15 лет. Бывали разные периоды, но на сегодня 70% спортсменок в художественной гимнастике тренируются в клубах. Мы хотим делать всем понятную систему. Из последних экспериментов – мы сделали на Всероссийской клубной лиге стол для самых активных родителей. Не вмешиваясь в процесс судейства, они там могут понять, что ни у кого не стоит задачи кого-то «убрать». Возможно, есть технические ошибки, возможно, есть человеческий фактор, но злого умысла нет.
«Винер поставила условие жить на базе»
– Почему вы решили уйти с поста вице-президента федерации?
– Хочу сосредоточиться на клубной работе, а федерация много работает со спортсменками сборной. Так что решение для меня очевидное.
– Вы как-то давно говорили, что ничто не воспитывает лучше, чем неудача. Ваша Олимпиада в Пекине – тот самый случай?
– Сейчас я думаю, что хотелось бы с Олимпиады привезти медаль, а не опыт (смеется). Не пожелала бы, чтобы кто-то мой опыт повторял.
– Яна Кудрявцева рассказывала, что после того, как уронила булаву, не хотела буквально вставать с ковра.
– Яна хотя бы серебряную медаль завоевала, это уже здорово. Мое четвертое место – совсем другое дело. Вообще Олимпиада не похожа ни на какие соревнования, если даже ты находишься в стопроцентной готовности. Позже я анализировала, что у меня было очень сложное начало упражнения – в заднем равновесии с загибом. Сейчас думаю, что первая поза должна быть простой, чтобы гимнастка успела за это мгновение привыкнуть к залу, судьям и так далее. Возможно. Задним числом рассуждать довольно бессмысленно.
– После неудачи на Олимпиаде вы хотели сразу закончить карьеру. Как Винер вытащила вас из болота очень мрачных мыслей?
– Интересное было время. Мы приехали в Москву, и я закрылась дома, не ходила на тренировки. Три месяца так провела. Ирина Александровна мне позвонила и сказала: надо прийти в зал. Ей удалось объяснить, что это преодоление мне нужно. Что на мое место уже сейчас может прийти несколько сильных молодых девочек, но я могу попытаться для себя. В следующем году чемпионат мира, я могу на него попасть.
Ее условием было переехать в Новогорск и жить на базе. Я очень этого не хотела, но согласилась. Она тренировала меня сама, хотя тогда уже была другая сборная, а личное внимание Винер – как внимание царя и бога. Я очень ей благодарна.
– Тяжело было вернуться?
– Да, проблем хватало. Перед чемпионатом России у меня была серьезная травма. Все тренеры говорили мне не выступать, а Ирина Александровна уже уехала на чемпионат с лидерами. И я поехала сама – за свой счет, потому что меня успели снять с соревнований.
В итоге меня было некому вывести, потому что Винер тогда сидела за главным судейским столом и отсматривала сборную. Выводила девочка, моя ровесница Юля Голубенко. Я хорошо выступила, не помню, какое место заняла, но в сборную попала.
Перед чемпионатом мира-2009 я тренировалась у Веры Николаевны Шаталиной. Она не смогла поехать на последний сбор, а для спортсмена тренер очень важен. У меня была достаточно шаткая позиция в команде, и уверенности это не добавляло. В аэропорту подошла Ирина Александровна, сказала: Вера Николаевна с тобой не едет, ни один тренер не хочет с тобой тренироваться. Ну окей. Она тренировала меня сама, несмотря на то, что у нее было четыре первых номера.
– Почему никто не хотел с вами работать?
– Неверия было много. Но я сама в себя верила и Ирина Александровна в меня. Нас двоих вполне хватило.
– Что вы почувствовали, когда узнали об уходе Винер со своего поста?
– Расстроилась, что говорить. Не я одна. Никто не закричал «вау, как здорово». Она многое нам дала, всегда помогала и сейчас продолжает помогать. Мы разговаривали с ней, решение обдуманное, не спонтанное, и его нужно уважать.
– Не было ощущения, что сейчас все разрушится? Что-то вроде того, что она была солнцем, вокруг которого вращалась планета художественной гимнастики, простите за мой пафос.
– Да нет, такого ощущения не было. Все понимают, что незаменимых нет. С уходом Ирины Александровны ушла эпоха, как было, уже не будет, но будет по-другому.
– Поддерживаете сейчас общение?
– Конечно, она из гимнастики никуда не ушла. Клубная лига – это ее лига.
– Ирина Александровна действительно считала вас своей преемницей?
– Это близко к истине. Она меня всему научила. У меня хорошее образование и потрясающий опыт. Я прошла все роли, какие только есть в гимнастике, начиная от спортсменки и тренера и заканчивая мамой, включая множество других ролей.
«Родители развелись, а потом снова поженились»
– В вашем посте по поводу ухода с поста вице-президента федерации прозвучали слова, что вам важно не изменять своим принципам. Какие они у вас в спорте, в жизни, в работе?
– Не бояться, потому что невозможно жить в постоянном страхе. Развиваться, потому что иначе неинтересно. Нас так в спорте учили, и я до сих пор в это верю – остановка смерти подобна. Ну и в целом оставаться верной себе, чтобы в старости было не стыдно за прожитые годы и совершенные поступки.
– Принципы обычно родом из семьи. Расскажите о ней.
– Когда я начала заниматься гимнастикой, был 1994 год. Папа тогда менял работу каждые два года, единственной стабильностью была нестабильность. Мама не работала – ее сократили, когда мы родились. Как они тогда жили – я не представляю. Был дефицит всего, помню это. Поколение моих родителей меня поражает – они всем довольны. Мы постоянно требуем, все хотим, качаем права, считаем, что нам все должны. А родители слишком хорошо помнят, как было тогда, поэтому в том, что сейчас имеют, видят только хорошее.
–Дилеммы между школой и спортом не было?
– Мама так настроила режим, что мы учились отлично – Катя на пятерки, у меня немного четверок. Школа у нас была отличная, кстати. С английским и немецким языком. В пятом классе встал выбор – пойти в училище олимпийского резерва и посвятить жизнь гимнастике, или остаться учиться.
У нас тогда уже была перспектива заграничных поездок на соревнования. И это стало решающим фактором. Помню, как мама говорит: может, все-таки гимнастику выберем? Хоть по загранице поездите, мир посмотрите. Для них это все было в диковинку, конечно.
– Родителям тоже потом показали мир?
– Да. Мама с нами сейчас в Дубае проводит по месяцу каждый год, слава богу – мы там и работаем, и отдыхаем. Можно сказать, что мы им открыли мир с другой стороны, хотя они иногда не понимают, наверное, на каком языке мы с ними разговариваем.
Они с папой в какой-то момент развелись, четыре года при этом продолжали жить в одной квартире – и так бывает, – а потом снова поженились. Когда они второй раз сыграли свадьбу, мы с сестрой отправили их в Париж. Они консерваторы, плюс у папы фобия – он не летает на самолетах и не ездит на метро. Так что в Париж отправили их на поезде.
– Нечасто люди женятся снова после развода.
– Такая у них история. Мама после развода заболела онкологией. Ее положили в больницу, доктор говорил, что она не выживет. Мы с Катей тогда были в Китае, сразу сорвались и полетели в Москву. Мой папа брюнет, но за короткое время он стал седой из-за переживаний за маму. Когда я его увидела, поняла, что все очень серьезно. Поговорили с доктором, он сказал, что шансов нет.
Но мы из спорта, мы привыкли бороться даже за единственный шанс из тысячи. Нам многие тогда помогли. Недавно умер великий онколог Михаил Иванович Давыдов, с которым нас свела судьба – он как раз и спас маму, потому что сделал ей новую редкую процедуру. Очень рискованную – вероятность летального исхода после нее была 85%. Мы ухватились за эти счастливые 15%. Мама выздоровела, папа второй раз сделал ей предложение.
– Сейчас мама в порядке?
– Да, все хорошо, у нее уже четыре внука. Забавно, кстати, никогда не рассказывала эту историю – муж моей сестры тоже сделал предложение Кате в реанимации, где мама лежала. Встал на колено, обратился к ней как к теще, она их благословила.
– Любовь все побеждает, выходит.
– Да не любовь, нам же с вами не 20 лет. Побеждает что-то другое. Борьба, наверное. И вера.