История молодого бойца, получившего ранение на фронте и лишившегося ноги
«В тот момент я почти ничего не чувствовал, казалось, даже ослеп и оглох на несколько минут. Все, что я помню, — громкий взрыв, пересчитавший все мои позвонки, — такой силы был толчок от взорвавшейся мины, на которую я наступил. Помню, как кричу в рацию: «Татарин, 300!», — а дальше пелена, всё как в тумане. Товарищи собрались вокруг меня, суетятся, что-то говорят, но большую часть слов я как будто не слышу, в голове всё смешалось. Единственное, что я четко понял, это: «Татарин! Не смотри на ногу! Не смотри!..»
День отправления
Как складывается судьба военного, когда он получает тяжёлое ранение? Как меняется его жизнь? Как меняется к нему отношение общества и родных? Какую роль играет семья, когда сам ты мало что можешь? Кто помогает адаптироваться к мирной жизни, оказывает материальную и моральную поддержку? Как принять свою новую реальность, своё новое «завтра»?
Нашёлся человек, готовый поделиться личным опытом. Он — ветеран специальной военной операции с позывным «Татарин», получивший тяжёлое ранение на Харьковском направлении в 2024 году и награждённый государственной наградой – медалью «За храбрость» II степени.
Мой герой был призван на службу в рамках частичной мобилизации в сентябре 2022 года. Как и многим другим, ему пришла повестка. Будущему ветерану СВО было всего 20. Жизнь в самом начале: он совсем недавно отслужил срочную службу, устроился на свою первую серьёзную работу, встретил любимую девушку и строил большие планы на будущее.
Но всё изменилось одним днём, когда наступило «завтра». Как говорит он сам: «Родина позвала, и я должен был пойти. Кем бы я был, если бы струсил и убежал? Как бы я смотрел в глаза своим родным?»
Это не значит, что страха не было; как признаётся он, больше всего его страшила не война, а неизвестность.
— Я очень переживал за родных, особенно за бабушку. Она у нас кремень: всегда и всё на ней держалось. Ей пришлось много пережить, много выстрадать, но она никогда не давала слабину. В тот день я увидел настоящую боль и страх в её глазах. Я испугался…
Бабушка его вырастила. Она была тем человеком, на кого ещё юный герой старался ориентироваться: не строгая, не занудная, но очень справедливая, целеустремлённая и несгибаемая, готовая рвать и метать ради родных.
— Мы могли даже не говорить ни о чём, всё можно было понять по взгляду. Я потерял маму, когда мне было 13. Не знаю, где бы оказался, если бы не бабуля. У меня тогда был сложный период, я вышел из-под контроля, забил на учёбу. Но именно бабушка не дала мне пойти по наклонной: она всегда говорила со мной как со взрослым — по совести. Всё это я вспоминал, пока мы вместе шли к военкомату. Вся жизнь перед глазами проносилась, но решение было принято. Я обнял родных, крепко обнял бабушку… и ушёл.
Бабушка героя.
В тот же день, через пару часов, наш герой уже убыл из военкомата на полигон, где всем им выдали военную форму и автоматы. По срочной службе он знал, как обращаться с оружием, руки помнили, как его разобрать, обслужить и привести в готовность. Несколько месяцев солдат обучали: отрабатывали тактику, стрельбу, вводили в курс дела. Спустя какое-то время полк был сформирован.
— Я попал в мотострелковый полк, — вспоминает боец, — и там уже стало ясно, с кем мне предстоит разделить боевой опыт.
— Ещё бы! Все были с разным жизненным опытом, образованием, с разными характерами. Испытания очень сблизили нас. Всем было не по себе, но когда вы варитесь в этом вместе — не так страшно идти дальше. У нас образовалась хорошая компания. Там я, кстати, получил свой позывной «Татарин».
— Ну, потому что похож! — посмеиваясь, говорит мой собеседник. — Вообще, татар в роду у нас особо не было, так что я на 99% процентов славянин, но этот 1% подарил мне забавный позывной!
Время близилось к отправке — это чувствовали все: и бойцы, и их близкие, которые приезжали навещать их на полигон. «Татарин» понимал, что теперь пришло время для настоящего прощания. Он не знал, повезёт ли ему увидеть своих родных снова.
Наступил ноябрь. Тот день был холодным, воздух казался ужасно тяжёлым, и его было почти невозможно вдыхать. Чувства переполняли солдата, прощание в его жизни всегда давалось нелегко.
«Нужно посмотреть им в глаза, сказать, что всё будет хорошо, чтобы не переживали», — с этой мыслью он направился к стоящей у ворот семье.
В зоне боевых действий
Нет, он не помнит, что на самом деле сказал им. Разговор вышел трудным: нужно было держать себя в руках, чтобы никто не заплакал, потому что слёзы близких заставляли его тосковать по дому ещё сильнее.
— Они молодцы, никто в итоге не расплакался при мне. Наверное, поэтому я всё же смог уже по-настоящему уйти, понимая, что на днях окажусь чёрт знает где, возможно, в самом пекле и без связи. Да, глаза у всех были на мокром месте, особенно у моей будущей жены — она изо всех сил старалась незаметно стряхивать слёзы. И я понимаю её, потому что и сам чуть не прослезился. Только ушёл, но уже так сильно начал скучать.
Настал день отправки. Он запомнился серым, промозглым и тихим. Дорога была долгой — весь путь растянулся на несколько недель. И, наверное, только к середине этого пути ребята начали потихоньку отходить от шока и принимать новую реальность, в которой они — главная защита и опора для целой страны.
Тяжесть такого долга велика, да и вообще ответственность всегда тяжело принимать. Далеко не каждый готов поставить всё на кон, включая собственную жизнь, ради своих идеалов. Что уж говорить о защите Родины! Страх — дело коварное: он часто берёт своё, и лишь немногие могут его преодолеть.
Вместе с осознанием к солдатам приходили и силы. Все до единого хотели вернуться домой, но понимали, что для начала нужно этот дом обезопасить. А это значило лишь одно — началась борьба за выживание: либо мы сломим врага, либо он нас. Но никто не останется в стороне — ради семьи, дома, мира и спокойствия.
Так, уже приняв своё новое предназначение и расположившись на первой позиции, он отпраздновал свой первый день рождения на СВО. Был декабрь, очень холодный!
— Там, конечно, климат помягче нашего, но это не значит, что нам было тепло! Вообще зиму никогда не любил, а тут ещё и это приключение! — говорит он.
В их первом блиндаже и состоялось празднование: «До смешного дошло: эти сумасшедшие умудрились состряпать торт — и не из снега с грязью, а вполне себе настоящий и съедобный! Даже сделали что-то похожее на свечи, которые, между прочим, могли взорваться в любую секунду! Это я навсегда запомню», — с тёплой улыбкой вспоминает наш герой.
Покури, тебе нужнее
В зоне СВО «Татарин» пробыл чуть меньше двух лет. Время тянулось медленно, день сменял другой, все были похожи.
Дни, которые не были похожи на все остальные, никто не любил. Это всегда означало, что случилось что-то страшное, что-то непоправимое, что навсегда забирает с собой частичку души и заставляет проливать слёзы.
— Я успел сменить несколько направлений: сначала было Лиманское, потом Курское, а за ним — Харьковское. Понятное дело, везде были свои конкретные задачи, но, в общем и целом, всё было одинаково. Я проживал это время на «автопилоте».
Усталость нарастала так же стремительно, как и тоска по дому. Отпуска временно решали эту проблему.
— В один из них я даже решился взять свою девушку в жёны! — говорит мужчина, показывая фотографию с того самого дня. — Вообще, я знал, что так и будет, сразу почувствовал что-то особенное между нами, но до последнего не думал, что мы решимся сделать это так скоро.
Никто из нас не планировал так рано вступать в брак — это был 2023 год, май. Ей было 19, а мне — 21. И это была самая настоящая авантюра! Мы решили не устраивать большое празднование: не та атмосфера была, да и я понимал, что через две недели мне нужно будет оставить её. Снова. Поэтому мы вдвоём торжественно побежали расписываться в окошко нашего местного МФЦ!
— Я был абсолютно счастлив. Мы с женой знакомы с 7-го класса. Дружили долгое время, жаловались друг другу на жизнь, выручали, праздники вместе отмечали, но сошлись как пара только после моей срочной службы. И хорошо, что так вышло. Мы повзрослели, поумнели, разобрались со своими «тараканами в голове» и осознанно подошли к решению быть вместе. Я был уверен в этом человеке.
Наступил 2024 год. Прошли зима и весна, лето начало вступать в свои права: дни и ночи становились теплее, солнце приятно обжигало кожу, а весенние дожди уходили прочь. Но вместе с тем пришёл сезон самых активных боевых действий: линия фронта дрожала от гула орудий, враг пытался атаковать, но и мы не заставляли долго ждать ответа.
«Татарин» успел послать домой весточку о том, что уходит на боевое задание. Как вспоминает он сейчас, на душе неспокойно было. Однако, узнав, что будет выполнять задачи по эвакуации раненых, вроде бы выдохнул: «Находиться там, где мы были, в целом опасно, но, конечно, приносить еду, боеприпасы и эвакуировать раненых — совсем не то же самое, что идти навстречу с противником лоб в лоб». Но в тот раз все пошло совсем не так, как хотелось бы…
Ранним летним утром эвакуационная группа вышла из укрытия. Шли по привычной тропинке, которую сами же протоптали за несколько недель. Инструкции были вполне понятными: идти цепочкой, смотреть под ноги и быть начеку. Путь был длинный и неспокойный, однако не происходило ничего из ряда вон выходящего, пока не раздался взрыв…
— Как выяснилось позже, мою ногу разнесло на части. Взрыв был такой силы, что товарищу, идущему впереди меня, прилетело в голову ошмётком моей кости, — рассказывает ветеран. — Я не терял сознание. Шок был, конечно, но я быстро от него отошёл благодаря ребятам. Они говорили со мной, что-то рассказывали, в общем, отвлекали. — Улыбнувшись и пропустив смешок, мужчина добавляет: — Отдельное спасибо моему другу, который крутился вокруг меня, приговаривая: «Татарин»! На, покури сигаретку! Тебе нужнее!..»
Память сохранила не только сам момент ранения, но и что было потом: экстренную помощь ему оказали на месте, сразу после взрыва. Жгут солдат наложил себе сам, а товарищи вкололи обезболивающее. Его дотащили до медпункта полевой хирургии. Там им занялись уже более основательно — почистили рану, пытались собрать «куски», оставшиеся от ноги, вместе.
— В общем, делали всё, чтобы я не умер там же и смог пережить эвакуацию.
— А то! Я хоть и успел немного успокоиться, но эвакуацию пришлось ждать долго, потому что в небе было неспокойно, много беспилотников, — немного помедлив и нахмурив брови, добавляет «Татарин». — На душе у меня тоже было неспокойно: я понимал, что если выживу, то, скорее всего, останусь инвалидом. Переживал, какая будет реакция у моей бабушки, которая, наверное, с ума сойдёт от переживаний, и у моей жены… Захочет ли она остаться со мной?..
Бойца доставили в ближайший госпиталь на территории РФ, но и здесь не обошлось без трудностей.
— Я везучий. И это не сарказм, я реально удачливый. Пока меня эвакуировали до границы, враг упорно пытался навести на нашу машину свои беспилотники! Спасибо РЭБовцам (специалисты радиоэлектронной борьбы) и моей удаче, которые заставили дроны рухнуть!
В госпитале пахло марлей, спиртом и кровью. Сочетание этих запахов дурманило голову и пробирало до дрожи. На некоторых стенах были следы крови, в том числе старые, уже запекшиеся. Работы у врачей было предостаточно. В приёмное отделение, освещаемое тусклым светом, регулярно прибывали новые пациенты — кто с чем: нога, рука, голова; в сознании и без сознания; тяжёлые ранения и лёгкие царапины. Поток в мерцающем свете не прекращался. Персонал, не сбавляя темпа, работал сутками напролёт, стараясь давать шанс даже тем, кого можно было бы назвать «безнадёжным случаем».
— Первую операцию сделали через пару часов после моего прибытия. То, что осталось от моей ноги, как я и догадывался, спасти было невозможно, поэтому мне сделали первый этап ампутации: отрезали стопу, если это месиво ещё можно было так называть.
Реабилитация.
— Дзен. Я был в приподнятом настроении. Меня радовало, что я, наконец-то, смог выспаться, и не важно, что на операционном столе! Утром мне принесли поесть, что тоже не могло не радовать. А чуть позже подоспели волонтёры — добрейшей души люди. Всех спрашивали: «Что нужно?», «Чем помочь?» — даже дали мне сменную одежду, которой у меня при себе не было.
Но больше всего раненого солдата грела мысль о том, что ночью перед операцией он решился сообщить возлюбленной о случившемся: «К утру моя жена и тёща уже успели приехать из Москвы прямиком к воротам госпиталя в приграничный город. Я всё ещё тревожился насчёт реакции жены на моё новое положение… Теперь-то я уже точно без ноги. На скейтах больше вместе не покатаемся… Но когда я увидел её, всю покрасневшую от слёз, когда она обняла меня и чуть не придушила своими объятиями, я понял, что зря накручивал себя на этот счёт. У нас всё будет хорошо. У нас всё получится. Я в ней уверен…
В том госпитале солдат пробыл недолго — пару дней. Обычно, если состояние удовлетворительное (а состояние нашего героя было именно таким), отправляют дальше — в крупные города для проведения дальнейших операций. Так «Татарин» вернулся домой, в Москву.
Как показывает практика, после тяжёлых ранений срок пребывания солдат в госпитале в среднем составляет до полугода. За это время с бойцом проводятся все необходимые медицинские мероприятия, параллельно оформляется пакет документов, который понадобится для получения льгот и страховых выплат.
— Долго? — нахмурившись, переспрашивает. — Будто целую вечность! Я пробыл на лечении почти полгода, за это время сменил шесть госпиталей. В каждом из них у медиков были свои конкретные задачи: в первом, например, мне сделали первичную ампутацию, как я уже рассказывал; во втором делали ещё пять операций на культе, которая не спешила заживать; в третьем занимались моим общим состоянием здоровья и лечили другие последствия моей встряски; в четвёртом и пятом была реабилитация: мне выдали протез и заново учили ходить; а в последнем у меня состоялась военно-врачебная комиссия.
— Как раз-таки, на мой взгляд, основная трудность, с которой я столкнулся, была моральной. Отсутствие ноги я быстро принял как факт, даже фантомных болей не было. Оглядываясь назад, я понимаю, что на самом деле очень быстро восстановился, даже с учётом не хотевшей заживать ноги.
Помню, как сильно расстраивала необходимость делать очередную операцию. Я понимал, что это нужно, что без этого никак, но в то же время меня разрывало на части желание поскорее встать на ноги и попасть домой. Особенно когда дом так близко.
И это мне ещё повезло: со мной каждый, прям действительно, подчёркиваю, каждый день находилась рядом семья. Развлекали меня, как могли: бабушка приносила гостинцы, жена каждый день вытаскивала на прогулки по территории госпиталя, чтобы я разрабатывал ногу; тёща тоже «не давала мне спуску»; ребята из моей палаты поддерживали. В общем, все старались меня мотивировать!
Но уныние, конечно, наступало быстро: одни и те же коридоры, одна и та же улица, одни и те же перевязки, уколы… Хотелось домой.
Реабилитация тяжелораненого требует сил не только со стороны врачей, но и со стороны самого раненого. В госпитале есть чёткий порядок и дисциплина, которые нужно соблюдать, чтобы лечение было максимально эффективным. Восстановление может замедлиться, если человек находится в моральном упадке. Здесь важна роль семьи, друзей, близких.
Многие бойцы заводят новые знакомства в госпитале, делятся своим опытом, поддерживают друг друга.
— Что только для нас не делали! Были и кинопоказы, и концерты, и награждения были! Волонтёры постоянно приходили, помогали тем, кто не может сам о себе позаботиться из-за тяжёлой травмы, да и просто могли поболтать с нами о жизни. Выслушать пару наших военных рассказов. Вообще, у нас в палате это стало чем-то вроде традиции: под вечер всех пробирало на воспоминания!
Парень бросал все силы на своё восстановление: строго следовал указаниям врачей и общему распорядку, каждый день старался как можно больше выходить на улицу, делать гимнастику, не сидеть на месте. В госпитале, как и в зоне боевых действий — своя борьба.
— Помню, были ребята, которые сдались. Ничего не хотели делать, буянили даже, не слушались врачей. Странные дела. Дурью маялись, но заживало на них всё очень быстро! — вспоминает мой собеседник. — После последней моей операции вышли мы с женой и тёщей погулять на улицу. Я очень хотел подышать свежим воздухом, да и врач разрешил — благодать! Казалось бы…
Я был тогда на коляске, управлять ей ещё не до конца научился. Ну, думаю, ладно, есть кому помочь. Поехали мы, значит, вдоль аллеи, дальше по территории. А там аллея густая, красивая, птички всякие и… белки. Чёрт меня дёрнул покормить этих пушистых гадёнышей! А они, как назло, такие ручные были и милые, да и подходили так близко… Ну, и вот, одна подскакала к моей коляске, решил я её покормить, наклонился, вытянул руку и… полетел долой со своей коляски! Вмазался культёй прям в асфальт. Ох и кровищи было! Перешивать в итоге ногу пришлось… Ненавижу белок! — смеясь, парень показывает фотографию с той самой аллеи.
Когда реабилитация и подготовка документов завершились, ветерана выписали из госпиталя и направили в воинскую часть для решения военно-врачебной комиссии. Это важный этап с точки зрения законодательства. Явиться солдат должен в чётко указанный срок, с полным пакетом документов.
— Пришлось пробыть в части какое-то время, чтобы дождаться увольнения. День наступил — меня отпустили домой…
После увольнения со службы ему, как и любому ветерану, предстояло заняться оформлением льгот и выплат. Для этого на руках должны быть следующие документы: паспорт, СНИЛС, ИНН, полис, удостоверение ветерана боевых действий, военный билет, выписка из приказа об увольнении, заключение военно-врачебной комиссии, справка формы 100, справка формы 98, свидетельство о болезни формы 11, справка об участии в СВО, справка МСЭ об установлении инвалидности, реквизиты банка… Также могут понадобиться ИПРА, выписные эпикризы…
Специально приводу весь этот список, чтобы было понятно, как непросто оформить льготы.
— Реально сложным для меня было разобраться со всеми этими бумажками, — говорит мой собеседник. — Нет, я понимаю: это важно и прочее, прочее, но тут же собирается целая кипа! Иногда я, прям, закипал от злости: опять много всего, опять документы, и опять я — не понимающий, что делать и куда идти. И ведь не всегда могут правильно направить; иногда приходилось ездить туда-сюда и тратить кучу времени впустую. К счастью, в моём случае я наткнулся на фонд «Защитники Отечества». Там мне всё доступно объяснили и разложили по полочкам. Часть выплат оформил через них, страховые мне оформляли в воинской части, а с пенсией помогли разобраться в Социальном фонде России.
— Да. Возвращаться к обычной жизни было непривычно. Всё казалось таким незнакомым, таким новым и непонятным. Совершенно забылись элементарные вещи: как запустить стиральную машину, куда оплачивать коммуналку, на каком автобусе добраться до работы… В общем, я был немного потерян. Везде хвостом ходил за родными, вспоминал, как нужно жить.
Чувствовал себя не в своей тарелке, особенно когда летом выходил на улицу в шортах. Люди смотрят, иногда даже откровенно таращатся. Дети могут подойти и начать расспрашивать всякое. Первое «гражданское» лето было напряжённым. Не знаю почему, но мне было ужасно неловко.
Опять же, спасла семья. Помню, как жена говорила: «Тебе не должно быть неудобно! То, что у тебя нет ноги, — это обычный факт, а не какое-то дурацкое клеймо. Этого не нужно стесняться!»
— Ну, сейчас-то я уже окреп! Так что не жалуюсь. Путь был долгим, но я не жалею, что прошёл через всё это. Этот опыт является частью моей личности, и думаю, что без него я бы не научился так сильно ценить то, что сейчас имею!
Семья гордится тем, что я внёс свой вклад в защиту нашей Родины. Я и сам горжусь — и собой, и товарищами, без которых я бы, вероятно, помер! Многие из них сейчас продолжают нести службу. Надеюсь, что настанет день, и мы соберёмся вместе, чтобы отпраздновать нашу победу.
У каждого из нас своя судьба, своя боль и свои проблемы. В повседневной суете нам постоянно не хватает времени — на сон, на разговоры; иной раз можем даже не спросить друг друга о том, как прошел день, неделя, месяц — всё сливается, и мы теряем счет. Нет времени и на то, чтобы просто побыть рядом, держаться за руки, вместе радоваться или дрожать от страха — мы живём, словно, по одной и той же ленте, в которой не хватает места для близких.
Всегда кажется, что люди рядом — это единица постоянная, и что она никуда не убежит, не испарится, не исчезнет. Люди часто поддаются этой иллюзии, поэтому так легко, беспечно и небрежно пускают на самотёк самую важную часть своей жизни — семью.
Однако есть события, которые заставляют эту ленту порваться, и время будто замирает: момент, когда всё меняется раз и навсегда, и привычные заботы отходят на второй план. В такие минуты человек по-новому смотрит на свою жизнь и на то, что считал важным вчера.
— Когда в последний раз вы говорили маме, что любите её?
— Каждый ли день вы благодарите друг друга за то, что вы просто есть?
— Часто ли вы навещаете своих бабушек и дедушек?
— Почему вы так уверены, что «завтра» не перечеркнёт всё то, что было в вашей жизни?
Как бы ни были высоки ваши идеалы, счастье в жизни в конце концов сводится к самым простым вещам: позвонить без повода, обнять, сказать «спасибо» и «я люблю», простить, попросить прощения, прийти в гости без предупреждения. Эти мелочи сотканы из настоящей любви и наполняют нашу жизнь чем-то светлым, чем-то по-настоящему важным, трогательным и волнующим. В таких мелочах и заключается смысл жизни.
Не нужно ждать трагедии, чтобы понять ценность момента: внимание и тепло возвращаются сторицей, а упущенное время уже не вернёшь.
Берегите людей рядом, делайте маленькие добрые дела каждый день, учитесь слушать и быть рядом друг с другом здесь и сейчас. Не думайте, что любовь и забота вечны сами по себе — их нужно показывать, иначе они могут раствориться так же быстро, как и наши планы на будущее. Ведь «завтра» наступает не для всех.